С северо-запада на небо наползали низкие, тяжелые тучи. Потянуло холодом. Закрапал мелкий дождик. Зоммер с болью в глазах посмотрел на толпу. Скользнул взором по отошедшему от него и ставшему поодаль Гансу Лютцу. Лютц его взгляд поймал. Пристально посмотрев на Зоммера, он подошел к нему и тихо, так, чтобы не слышал кто другой, с ледяным спокойствием стал выговаривать:
— Так вести себя нельзя, господин переводчик. Обер-штурмфюрер было усомнился в вас. — Большие у м н ы е глаза Ганса Лютца испытующе сверлили Зоммера. — Я вам советую подумать о своем поведении. Если вы русский шпион, то вам убежать отсюда не удастся, да и не на место тогда вы попали. А если вы честный немец, то вам надо делать то, что должны делать теперь… ч е с т н ы е н е м ц ы.
В глазах Ганса появился плутоватый огонек. Зоммеру показалось, что эсэсовец видит его насквозь. Выручил Карл Миллер. Держа в руках котенка, он приказал Зоммеру взять из машины гитару и следовать за ним.
В избе, куда Карл привел Зоммера, было уютно. Длинный неширокий стол в комнате с двумя окнами, выходящими в сад, закрывала белая льняная скатерть с самодельными кистями. На столе уже стояли бутылки с вином, французский коньяк и закуски — холодные жареные куры, колбасы, сыр, конфеты и шоколад.
Унтер-толстяк, взяв гитару, начал что-то бренчать, возле него на лавке лежала инкрустированная перламутром губная гармошка. Второй офицер безучастно поглядывал в окно. Фасбиндер сидел на стуле. Заулыбавшись, он потянулся к унтеру-толстяку за гитарой. Зоммер размышлял обо всем, что произошло на площади, и о Лютце. «Фашист. Оболваненная гнида. Выслужиться хочет», — вздохнул он и решил, что его надо опасаться больше других.
Фасбиндер попросил Зоммера сыграть. Зоммер взял у него инструмент, чуть задел струны, вслушивался в звуки. Пальцы дрожали. Пересиливая себя, настраивал гитару.
Карл привел хозяйку избы. Фасбиндер потребовал от нее быстро приготовить хороший обед, а солдату по-немецки приказал проследить за ней — отравы чтобы не насыпала.
За каких-то полчаса офицеры осушили, не дожидаясь горячего, бутылку коньяку и бутылку сухого вина. Пили из граненых стаканов. Поглядывая на зеленоватое стекло, морщились. Фасбиндер попросил Зоммера спеть. Тот все еще не пришел в себя. Пальцы не слушались. Запел плохо. Барон подошел к нему и сказал по-русски, грубовато положив на гриф руку:
— Вы знаете, почему я вас взял к себе? Вы мне нравитесь, вернее, мне нравится ваша манера петь и ваш репертуар. Вы же лично имеете много от русских скотов… Этот сантимент… Вас надо еще переломать, чтобы сказать, что вы — немец.
На полу, развалившись в лучах солнца, лежал котенок.
Зоммер посмотрел на котенка. Глаза его из голубых стали темными.
— Я… сентиментален? — бросив решительный взгляд на Фасбиндера, с угрозой в голосе спросил он, тоже по-русски.
Фасбиндер машинально взялся рукой за кобуру. Попятился. А Зоммер, быстро нагнувшись, схватил котенка, выпрямился во весь рост и, размахнувшись, с силой бросил его об пол.
Немая сцена длилась с минуту. Зоммер глядел на комочек постепенно красневшей белой шерсти и думал, вспомнив Сонино требование любыми путями войти к гитлеровцам в доверие: «Раскис!.. Надо взять себя в руки, иначе — конец, как котенку…»
Первым пришел в себя Фасбиндер. Носком сапога он отшвырнул мертвого котенка под прибранную кровать.
— Вот это уже хорошо для начала, — убирая с кобуры руку, процедил он. — Виден характер! — И, подойдя к столу, налил по полстакана коньяку каждому. Весело улыбаясь, смотрел в глаза Зоммеру. Предложил: — За фюрера! Хайль Гитлер!
Все взяли стаканы и, повторив тост, произнесенный обер-штурмфюрером, выпили.
И началось…
Зоммер вдруг понял, что к нему вернулась сила власти над собой. Пропала скованность. Он брал со стола еду. Откусывал, бросал, как они. Не дожевав ломоть копченой колбасы, снова схватил гитару и сел на стул у окна. Пальцы пробежали по струнам. Зоммер вскинул голову. Начал с припева:
Что нам горе! Жизни мореМожно вычерпать до дна…Сердце, тише. Выше, вышеКубки старого вина…
Унтер-толстяк, прислушиваясь, старался тянуть мотив за Зоммером, но только мешал. Фасбиндер погрозил ему маленьким кулаком. Изучающе уставился на Зоммера. Когда же Зоммер пропел первый куплет романса:
Ну и что ж, буду вечно послушен я.От судьбы никуда не уйдешь.Ведь к ударам судьбы равнодушен я.Нет любви, ну и так проживешь, —
по лицу Фасбиндера расплылась улыбка, и он, подтянув припев, закатил к потолку глаза и был немного смешон в этой позе. Унтер-толстяк выводил мелодию на губной гармошке. Получалось у него неплохо. Долговязый унтерштурмфюрер — самый старший из них по возрасту — басил, но слуха у него не было. Эта разноголосица раздражала Зоммера, и он, начиная петь последний куплет, попросил всех замолчать. И все замолчали, только толстяк тянул мотив на гармошке, оттеняя хроматическими звуками слова:
Уж не слышится пенье цыганское —Все цыгане уснули давно.Ничего нет в бокалах шампанского.Жизнь или смерть — для меня все равно.
Все слушали. Пили. Пьянели… Зоммер пел «Сударушку», «Две гитары», «Если грустно будет, к яру…», «Бублички»… В промежутках пел и унтер-толстяк. Пел и пошленькие немецкие песенки, и чувствительные, которые немцы поют обычно на рождество. Когда часа через два хозяйка принесла жаркое, никому уж не хотелось есть.
Унтер-толстяк потребовал от хозяйки снять с жаркого пробу. Долговязый унтерштурмфюрер обвел всех мрачным пьяным взглядом и, не надевая плаща, вышел из избы. Когда Карл повел хозяйку на площадь, он вернулся. С ним были три девушки в мокрых от дождя платьях. Втолкнув их в комнату, он подошел к столу и наполнил коньяком четыре стакана. Тыча рукой, приказал девушкам выпить. Те не двигались с места, пугливо жались друг к другу. Тогда эсэсовец взял стакан и, подойдя к девушке с льняными волосами, ткнул стаканом ей в губы. Та отбросила голову: Унтер, схватив ее за волосы, совал стакан к губам. Коньяк плескался на грудь девушки, стекал с его узловатой мужицкой руки. Обессилев, девушка раскрыла разбитые стаканом губы… Проглотив вылитый в рот коньяк, схватилась за грудь. Старалась продохнуть и не могла.
Точно так же эсэсовец заставил выпить и других девушек.
Фасбиндер наблюдал. Зоммер беспорядочно дергал пальцами струны и думал, что является пока не борцом с гитлеровцами, а соучастником их зверств. Искал способ отвести от девчат нависшую над ними беду… Барон, дернув его за рукав, сказал по-русски:
— Все-таки лучше этой большевички Морозовой девок здесь я не встречал. Морозова — красавица.
Зоммер смолчал.
Девушек подтолкнули к столу. Налили им еще. Те, облизывая разбитые губы, больше не сопротивлялись. Они быстро опьянели. Фасбиндер заставил Зоммера играть вальсы, танго, фокстроты. Офицеры, разобрав девушек, пустились в танцы.
Долговязый унтерштурмфюрер, не дотанцевав танго, рванул рукой свою партнершу и поволок из комнаты. Та упиралась. Из серых глаз ее бежали слезы. Зоммер играл и слушал, как в сенях девушка начала кричать истошным голосом. У Зоммера что-то сдало. Схватив гитару за гриф, он с ней, как с палкой, подскочил к двери, распахнул ее и грозно проговорил эсэсовцу по-немецки:
— Вы что?!
В комнате возникло замешательство. Девушки стояли как вкопанные. Унтер-толстяк ждал, как поступит Фасбиндер, а тот, на минуту протрезвев, чесал подбородок и, подозрительно уставившись в спину Зоммера, думал; а когда перед Зоммером вырос из глубины сеней долговязый унтерштурмфюрер с парабеллумом в руке, барон вдруг властно крикнул по-немецки:
— Не сметь!
Он поднялся. Покачиваясь, подошел к Зоммеру. Повернув его за плечо лицом к себе, посмотрел ему в протрезвевшие, приготовившиеся ко всему бесстрашные глаза и проговорил, обращаясь к долговязому унтерштурмфюреру:
— Он прав. В любви я тоже ценю добровольность. — И с иронией к Зоммеру: — Кто вас научил такому рыцарству? — А по-русски добавил, смягчаясь: — Если бы я не понимал вас, вы бы уже не жили, потому что поступили вы с этой девкой опрометчиво. Но я понимаю: в этой стране вас приучили на все смотреть с телячьей нежностью. Это надо изживать вам.
Ссора все же неизвестно чем бы кончилась. Но в это время в двери показался солдат.
Солдат привел мужчину средних лет или чуть постарше. На нем был пиджак с галстуком и брюки, заправленные в сапоги.
Эсэсовцы, выслушав солдата, уставились на мужчину, который, заискивающе посматривая на всех, определял старшего, промямлил:
— Добрый день!
Фасбиндер, не ответив на приветствие, проговорил заплетающимся языком:
